First Slide
Second Slide
Third Slide
Библия и древнеегипетская литература: к вопросу о заимствованиях
Ни для кого не секрет, что в Библии содержатся образы, сюжеты, мифологемы, которые присутствуют в литературе Междуречья, Древнего Египта, стран Восточного Средиземноморья.
Исследователи, начиная с древних времен, по-разному относились к библейским заимствованиям. Среди античных историков, кто интересовался Ветхим Заветом и событиями, описанными в Священной Книге относительно древних цивилизаций и народов Ближнего Востока, можно, в первую очередь, упомянуть Иосифа Флавия.
Иосиф Флавий в своем главном труде «Иудейские древности» изложил историю еврейского народа с древнейших времен до 66 г. н.э. В книге историк цитирует много документов, договоров, государственных указов, которые либо были утерены, либо вовсе не сохранились или сохранились частично. Опираясь на труды своих предшественников — Страбона, Полибия, Тита Ливия, Азиния Поллиона, Николая Дамасского — Иосиф Флавий излагает историю и других народов, населявших земли Палестины, Сирии, стран Ближнего Востока. Много ценного материала содержится и относительно эллинистической культуры, истории традиций и судьбы Парфлии, Армении, Набатейского царства, Римской державы и государств Передней Азии в период владычества Рима. Не случайно в Средневековье и Новое время «Иудейские древности» считались важным источником, учебником по древнеримской истории. Не случайно блаж. Иероним называл Иосифа Флавия «Титом Ливием греков».
Однако изложение материала в «Иудейских древностях» носит провиденциальный характер и обусловлено этноцентрическим пониманием богоизбранности еврейского народа, неизбежностью божественных установлений.
В эпоху Средневековья и Возрождения дискуссия сводилась, в основном, к авторству священных книг, их подлинности и наличию искажений в текстах; получают дальнейшее развитие библейская археология, текстология, палеография. Создаются переводы Библии на разные языки. Ученые (Андреас Мезиус, Жак Бонфре, Томас Гоббс, Бенедикт Спиноза и др.) пытаются реконструировать историю ветхозаветных текстов и приходят к выводу о возможном заимствовании древних источников.
В Новое время предположения об источниках, которыми могли, вероятно, пользоваться библейские авторы, находят яркое выражение в книге Жана Астрюка (“Conjectures sur les memoiresoriginaux dont il parait que Moise s’est servi pour composer le livrede Genese”, 1753). Ж. Астрюк впервые в библеистике заговорил о двух параллельных традициях (Ягвист и Элохим) и доказал, что Моисей использовал древние документы, содержавшие историю предков, «начиная от сотворения мира».
В XIX веке трудами Франсуа Шампольона и Генри Раулинсона удалось прочесть документы, современные Священному Писанию и даже более древние, чем Библия. Данные библейской текстологии, археологии, палеографии помогли по-новому взглянуть на историю древних цивилизаций. Возникла более точная, выверенная и документированная хронология как мировой, так и Священной истории. Комплексное изучение египетской, вавилонской, ассирийской, финикийской, персидской литературы позволило ученым обнаружить множество параллелей с Ветхим Заветом.
Особый вклад в этом направлении внесли отечественные ученые. Б.А. Тураев писал: «Как исторический источник Библия представляет высокую ценность <…>. Те места ее, где говорится о Египте и Вавилоне, написаны людьми, хорошо осведомленными о жизни этих монархий; новые открытия все более убеждают, что эти люди были настоящими представителями господствовавшей в их время культуры; их сведения постоянно подтверждаются и выясняются». Однако тот же ученый отмечал, что «даже специально исторические книги Ветхого Завета не могут быть названы таковыми <…>: это скорее назидательные писания, имевшие целью на примерах истории воспитывать народ в духе религии» [11, с. 35].
Тогда же (на рубеже XIX – XX вв.) развилось представление, что все основы ветхозаветного учения заимствованы либо из Вавилона, либо имеют египетский праисточник. В частности, немецкий ассириолог Фридрих Делич (1866-1922) высказывал подобные соображения в курсе лекций «Библия и Вавилон». Вся древняя культура, согласно взглядам Делича и его последователей (Хуго Винклера, Альфреда Джеремиса и др.), произошла из Междуречья. По существу, то, что предложили ученые данного исторического направления (панвавилонизм), представляло собой новый вариант «концепции» об избранном народе. По их мнению, только вавилоняне оказались способными к самостоятельному культурному творчеству, все же остальные народы древности «питались» уже сформировавшейся развитой культурой.
Более умеренных взглядов придерживался Герман Гункель (1862-1932). Ученый отмечал элементы вавилонских легенд и мифов в библейском тексте, однако подчеркивал, что «ветхозаветные писатели полностью возвысились над древневосточной мифологией» и что подобное заимствование источников можно уподобить «строительству христианского храма, где используются материалы древних языческих святилищ» [4]
Ф. Энгельс и К. Маркс отмечали общесемитское содержание Ветхого Завета. В одном из писем к К. Марксу Ф. Энгельс писал, что «еврейское так называемое священное писание есть не что иное, как запись древнеарабских религиозных и родовых традиций, видоизмененных благодаря раннему отделению евреев от своих – родственных по племени, но оставшихся кочевыми – соседей». Многие библейские мотивы, согласно ученому, ведут свое происхождение от тех отдаленных времен, когда евреи еще не выделились из общесемитского комплекса и когда эти мотивы были общими для многих семитических народностей. «До определенного периода они (мотивы) хранились в устной традиции, а в поздние времена нашли свое литературное отражение» [8, с. 93]
В советское время усилиями В. Авдиева («История Древнего Востока», 1970), Коростовцева М.А. («Религия Древнего Египта», 1976), А. Меня («Исагогика. Опыт курса по изучению Священного Писания», 1982) и др. были сделаны важные выводы относительно библейской истории и приведены доказательства в пользу комплексного прочтения литературы Ближнего Востока. Было обнаружено множество точек соприкосновения между религиозным мышлением народов Передней Азии и Египта. Сходство в религиозном мышлении отчасти объясняет и очевидную перекличку с Библией. Развивались две кардинально-противоположные точки зрения: одни указывали на мифологическую и литературную основу Библии. В частности, М.А. Коростовцев, ссылаясь на древнеегипетские источники, доказывал вторичность библейского текста. Исследовав лексику древних народов, ученый констатировал, что «египетский язык оказал воздействие на древнееврейский словарь; в библейском тексте имеется ряд калек с египетского языка». И далее делает вывод, что в культурном обмене между Палестиной и Египетским Царством «Египет был в основном дающей стороной, а слабый, едва возникший Израиль — принимающей» [7, с. 42].
Конечно, в Ветхом Завете встречается обилие египетских слов, имен собственных, но это можно объяснить и тем, что многие слова восходят к общему праязыку, с одной стороны, а, с другой, наличием единой культурно-исторической общности. Семитские слова также входили в речевой обиход египтян и укоренялись в египетском языке.
В западной науке середины XX века иначе смотрели на проблему заимствований. Г.Ф. Хазел, в своей работе «Understanding the Living Word of God/Resent Translations ofGenesis» (1971), указывал на то, что Библию нельзя толковать на основе древней ближневосточной культуры и среды, не принимая в расчет ее собственные внутренние свидетельства, что сравнение библейских законов с небиблейскими слишком часто проводилось без учета их культурного фона, что «вырывать отдельные термины и мотивы из одной культуры и истолковывать их с точки зрения другой культуры древности нельзя» [13, с. 27]. Подобная оценка внутренних и внешних свидетельств библейского источника представляется рациональной и логически выдержанной. Герхард Хазел довольно четко сформулировал принципы, по которым должен строиться сравнительный анализ древних текстов: во-первых, необходимо определить, есть ли сходство в обоих документах; во-вторых, имеется ли действительное заимствование; в-третьих, использовал ли писатель определенные термины и понятия, наполнив их «новым содержанием», которое согласовывается с данным ему откровением и является вкладом в его собственную религию.
Вывод, к которому мы приходим в результате прочтения работы Г.Ф. Хазела, – надо быть очень осторожным в выборе терминов, образов и мотивов, которые, как нам кажется, являются результатом заимствований, и если мы считаем возможным допустить факт влияния одной культуры на другую, то те же понятия, образы и мотивы должны быть подвергнуты истолкованию как в узком, так и в широком контексте. В таком случае мы избежим опасности ложного прочтения и превратного толкования элементов одной религии и культуры в контексте другой.
В «Исагогике» А. Меня дано богословское осмысление истории, событий, описываемых в Библии. Автор акцентирует внимание на таких моментах, как авторство священных текстов, зарождение письменности Израиля, и выявляет специфические черты культуры Ближнего Востока, оказавшие влияние на текст Священного Писания. Нас же в первую очередь интересует вопрос о заимствованиях из египетской мифологии. А. Мень прослеживает определенное сходство между Моисеевым монотеизмом и солярным монотеизмом Эхнатона, между изречениями Притчей Соломона и египетского моралиста Аменемопе, между религиозными обычаями египтян и древних иудеев. В частности, ученый отмечает, что «обряд обрезания очень древний» и «был распространен у египтян, хананеев и других народов» [9, с. 167].
В разделе «Библейский мир» А. Мень рассказывает о древних цивилизациях, которые создавали культурно-исторический фон Ветхого Завета. «Библия, – писал он, – целый мир идей и образов, целый организм, впитавший в себя множество традиций. Она имеет свою символику, язык, структуру, которые требуют углубленного, духовного, проницательного подхода… Все библейские события происходили в тесном контакте с соседями Израиля. В самих языческих верованиях наряду с грубым политеизмом заключались семена истины». И далее приводит слова преп. Серафима Саровского, который в «Беседе с Мотовиловым» говорил, что «как и в еврейском священном любезном Богу народе, так и в язычниках, неведующих Господа, все-таки сохранялось ведение Божие». Следовательно, и мы не должны пренебрегать духовным наследием язычества, поскольку Ветхозаветная Церковь не только ему противостояла, но и черпала из его культуры.
Внимание ученого сосредотачивается главным образом на хронологии важнейших событий, происходивших в Египте и Восточном Средиземноморье, исторических фактах, упоминаемых в Библии и подтвержденных современными археологическими, палеографическими, этнографическими данными. Поворотным событием в истории Древнего Египта стало правление Эхнатона, когда осуществилась на практике попытка введения государственного монотеизма. С той поры перекличка между Библией и египетскими литературными текстами становится очевидной. Так, например, «гимн в честь Атона, который приписывается царю (Аменхотепу IV), во многом перекликается с Псалмом 103.
Среди современных исследователей, чье мнение также представляется авторитетным, – мнение С.С. Аверинцева о том, как следует относиться к библейским заимствованиям, а точнее, к параллелям между мифологическими и библейскими текстами. «Что касается генетических связей с той или иной языческой традицией, – писал ученый в статье «Премудрость в Ветхом Завете», – то, во-первых, слишком мало можно твердо доказать или хотя бы твердо опровергнуть, а, во-вторых, контекст библейского монотеизма, в рамках которого неизменно выступает библейская Премудрость, сообщает каждой ее черте функцию, немыслимую в контексте любой языческой мифологии» [1, с. 26].
Скажем более того (в продолжение взглядов С.С. Аверинцева), что радикальный монотеизм древнего Израиля приводил к своеобразному монизму буквально во всех областях жизни. Естественно, в Библии мы можем обнаружить жанры, которые бытовали тогда на всей территории Восточного Средиземноморья: и любовная поэзия (Песнь Песней), и философские трактаты (Екклезиаст), и романы (Руфь, Эсфирь), и плачи (Иов). Однако, при соблюдении необходимых условий функционирования того или иного жанра (наличие общих сюжетных линий, общности в композиции, образах, мотивах, темах, поэтических приемах, то есть всех тех элементах, без которых немыслима жанровая сущность), библейские авторы подчиняли их одной задаче: показать, что на всем лежит печать Бога, что есть только один Творец и только один избранный Им народ, только один дарованный им Закон, только одно богодухновенное Писание. Безусловно, языческая литература проникла в Ветхий Завет именно в том жанровом воплощении, которое наиболее адекватно отражало суть авторского замысла. Показательно также и то, что из письменности Древнего Израиля до нас дошло только Священное Писание, другие тексты, о существовании которых опять же мы узнаем из Библии, такие как Книга Праведного или Хроники Царей Израиля и Иуды, перестали переписываться и оказались забытыми.
Другой исследователь – А. Десницкий – в своей работе «Поэтика библейского параллелизма» (2007) видит несомненную близость аккадской, шумерской, угаритской культур к Ветхому Завету и прослеживает влияние поэтических матриц литературы Междуречья на складывание письменности Израиля. Для ученого библейский параллелизм оказывается универсальным поэтическим приемом, «адекватно отражающим свойство архаического сознания и жизни архаического общества» и позволяющим сделать вывод о существовании в Восточном Средиземноморье самостоятельной поэтической традиции, не ограничивающейся рамками одного Священного Писания на одном – арамейском языке. «Подобно тому, как мы говорим о поэзии Греко-римской античности, мы, вероятно, можем говорить и о поэзии Сиро-Палестинского региона со своими характерными особенностями» [5, с. 84]. Работа А. Десницкого интересна, однако мы позволим не согласиться с выводом ученого о том, что древнееврейский священный текст можно и нужно сравнивать не только с древними культурами Ближнего Востока, но и пытаться «обнаружить типологические параллели с культурами совершенно иных эпох и регионов». Не обесцениваем ли мы тем самым содержание Библии?!
Вопрос о заимствованиях довольно сложный, неслучайно многие исследователи, пытаясь разобраться в нем, приходят к курьезным теориям, как, например, та, что находит отражение в работе И.В. Ташкинова «Древний Египет и Русь: некоторые вопросы истории, мифологии и языкознания». Автор выдвигает гипотезу, что «корни древнеегипетской культуры, науки и религии являются индоевропейскими, а прародина древнейших жителей Египта лежит на севере Евразии, в степях и предгорьях Причерноморья» [10, с. 15]. И далее пишет: «Древние египтяне были представителями индоевропейской семьи народов и, следовательно, язык, на котором они говорили, принадлежит к индоевропейской семье языков» [ там же, с. 18]. На чем основывается автор книги, пытаясь доказать родство языка египтян и языка праславян? На логике и «мифологическом методе». По собственному признанию И.В. Ташкинова, «слабые теоретические знания в лингвистике нам, к сожалению, не позволят произвести реконструирование языков» [там же, с. 19] Думается, комментарии излишни.
Наконец, было бы не правильно не упомянуть научные изыскания М.Зильдермана. В своем четырехтомнике, посвященном исследованию Библии (нас, в первую очередь, интересует IV книга «Исход евреев из Египта») ученый подробно анализирует историю происхождения евреев, создание библейских книг, сложные пути, по которым шло заимствование литературного материала. По мнению М.Зильдермана, в корректировке давно нуждается вопрос о влиянии одной культуры на другую. Кто у кого заимствовал материал: евреи у вавилонян и египтян или египтяне и вавилоняне у евреев? Ученый детально разрабатывает гипотезу, согласно которой многие понятия, слова, темы, которые мы считали относящимися к культуре Древнего Египта или Древнего Междуречья вовсе не принадлежат этим культурам. Вот что он пишет: «Древние египтяне, как народность, язык которой относится к семито-хамитской группе афразийских племен, сформировались в этнос в процессе смешения разных племен Северо-Восточной Африки, среди которых числились и некоторые племена, жившие впоследствии в Передней Азии, то есть семиты» [6, с. 114].
Выявляя этимологию слов, обозначающих имена богов в Древнем Египте, М. Зильдерман опирается на данные лингвистики, палеографии, эпиграфики, археологии, ономастики, то есть всей совокупности гуманитарных наук. В частности, он отмечает: «имя «Птах» (за редким исключением древнеегипетские имена и слова передаются на современных языках в чисто условной огласовке, с ударением на предпоследнем слоге) буквально не переводится (не имеет смысла), однако в языках семитской группы оно означает: «Тот, кто делал вещи, вырезая и открывая». Имя «Ра» также буквально не переводится, поэтому, по ассоциации образа бога Ра с ярким небесным телом, светилом (солнцем), было принято, что термин «Ра» означает «яркий» (возможно, однокоренные и близкие по смыслу слова «Ра» и «Ур» – «свет, свечение, светило») происходят от общего натуфийского «предка». Известно, что одно из прозвищ Ра – «Тем» – в семитских языках имело сопутствующее значение «полный, чистый» (характеристики солнечного свечения). Бог Тот, упоминаемый во времена I династии, считается выходцем из «чужих» земель».
Кроме того, исследователь указывает на раннее (задолго до гиксоского нашествия) присутствие семитоязычного населения в Египте и приводит следующие факты: 1) «В одном из текстов эпохи Мернептаха упомянут город Пи-Байлос («Балос» – «тутовое дерево», иврит), вблизи которого некие воды назывались «Шакана» («Шакан» – «поселяться, жить, поселение»); 2) «в пустыне к западу от Нила (Вади эль-Хол), у древней дороги, пролегавшей между Фивами и Абидосом, найдены древние семитские надписи, выполненные алфавитным письмом. Это граффити, высеченное на скалах, датируется приблизительно 1900 – 1800 гг. до н.э. Предполагается, их оставили выходцы из Сиро-Палестинского региона, перебравшиеся в Египет в эпоху Среднего Царства»; 3) «в текстах, составленных жрецами, постоянно встречаются аккадские и ханаанейские слова: раам (вернул, возвратил), сар (князь, правитель), баб (ворота, дверь), рам (голова), шалом (мир, приветствие), Барух (благословение), бейт (дом), беэр (колодец)… Наименования «адон» и «аб» («отец»), которыми библейский Иосиф называет себя (Быт. 45:9) вошли в египетскую речь как названия должностей: адон пехоты, адон казнохранилища, адон мастерских фараона» и др. примеры.
Далее М. Зильдерман приводит доказательства, обосновывающие принадлежность еврейских племен первоначально к семитским, аккадским племенам, а затем к гиксосам (правящая династия в Египте с 1720 г. до н.э.), сформировавшимся в результате этногенеза ассимилировавших племен аккадов и шумеров. Ученый делает шокирующие выводы, подобные тем, что Моисей был высшим сановником эпохи правления фараона Аменхотепа IV (Эхнатона) и что «вера отцов» Авраама (мозаизм) восходит к периоду неолита [там же, с. 147].
Как бы то ни было, ясно одно: мы мало, а точнее, практически ничего не знаем о древних культурах и народах Ближнего Востока и уж совсем не знаем Библию.
В настоящий момент перед исследователями стоит непростая задача: опираясь на предшествующие научные изыскания, рассмотреть Библию в контексте мировой истории, истории древних цивилизаций и современности и выявить точки пересечения культур. Задача осложняется еще и тем фактом, что до сих пор нет единого мнения относительно текстов Ветхого Завета. Нужно ли расценивать Библию только как сакральный источник (и тогда все, что описывается в нем, не имеет принципиального отношения к исторической правде), как исторический документ (и в таком случае многие события будут восприниматься как «историческое недоразумение») или как литературное произведение с присущими ему жанрово-стилевыми, поэтическими особенностями. Думается, ни то, ни другое (отдельно взятое) не приемлемо для решения поставленной задачи.
Многие тексты Ветхого Завета выполняли в древней культуре Палестины такую же функцию, какую в других культурах выполняла мифология, – они обеспечивали механизм хранения и передачи представлений и ценностей этого народа из поколения в поколение. «Израиль, — как отмечают современные исследователи, — входил в состав большого культурного комплекса, существовавшего на древнем Ближнем Востоке. Многие стороны этого культурного комплекса одинаково присущи Израилю и его соседям, но каждая отдельная культура имела свои отличительные черты. Пытаясь понять культуру и литературу Израиля, мы справедливо надеемся на помощь, которую окажет изучение мифологической литературы, правовых документов и царских надписей этого обширного культурного региона» [2, с. 19].
Однако, в отличие от языческой литературы того периода, наследниками которой по праву считаются евреи, читая Библию, мы убеждаемся, что из мифологического материала постепенно вырастает иное мышление, историческое и богословское, основанное на логике, а не на ассоциациях.
Изучая историю Библии, мы обнаруживаем факты, свидетельствующие о внешних влияниях со стороны древних народов, в частности Древнего Египта и Междуречья. Однако чрезмерное увлечение поисками в тексте Библии всяческих заимствований из мифологии, эпоса, поэзии древних, соседних Израилю, народов может привести к нивелированию оригинальности Библии в целом. Дабы этого не случилось, исследователь должен помнить о том, что, несмотря на некоторые сюжетные, образные, языковые аналогии в библейских, скажем священных, текстах с древними литературами, в Ветхом Завете прослеживаются контуры (и границы!) параллельного взаимовлияния, обусловленного схожими географическими и социально-историческими условиями жизни древних народов.
Библия является не просто источником, а базисом, то есть основой, европейско-азиатского культурного комплекса. Библейские мифологемы накладывают отпечаток не только на мировоззрение отдельного художника, какой-то социальной группы или конкретного народа, носителя религии, но и становятся культурными универсалиями для всего человечества.
Литература
Leave a Reply
You must be logged in to post a comment.